Подняв на щит тему цикла «Отрок» в разговоре с одним из знакомых книготорговцев буквально на следующий день после прочтения последней книги, я услышал примерно следующее: «Читатели оценили четвёртую книгу Красницкого куда ниже предыдущих трёх. Дескать, слишком много внутренних монологов главного героя, мало действия…». Придумывать железную отповедь на критику из вторых рук я не стал, заметив только, что внутренние монологи всегда раздражали ту часть литературного юзерства, что кличется мещанством. А экшн можно и в кино посмотреть.

Покончив с преамбулой, вернёмся к собственно роману, а точнее, четвёртой его части, «Ближнему кругу». Стало менее интересно, говорите? Хм, да и в предыдущих томах действие можно было бы легко укроить в небольшой рассказ. Но ведь произведение Красницкого интересно совсем не динамикой сюжета, а множеством смыслов, в изобилии упакованных в обложку исторического «еслибдакабизма» (выражение Балабухи). В третьей книге действия побольше, да это и понятно – целеуказание у деятельного «отрока» несколько сбилось за текучкой неотложных дел. «Ближний круг» возвращает читателя в мир планов и рассуждений Мишки. Герой ставит себе и своему окружению новые, совсем уж грандиозные планы, за один лишь намёк на которые окрестные князья порвут Ратное на британский флаг, забыв про распри.

Вот пишу это, а сам думаю: «Заметил ли кто-нибудь сходство «Отрока» с производственным романом с одной стороны, и «Педагогической поэмой» Макаренко с другой? Тут вы, должно быть, недовольно морщитесь, увидев сочетание «производственный роман». Я бы тоже поморщился, когда б не читал удивительную вещь Проханова «Ангел пролетел», посвящённую строительству Калининской АЭС в Удомле. Кстати сказать, общался я и с одним непосредственным участником того строительства: там восторгов было не меньше, чем в романе Проханова. «Педагогическая поэма», почитаемая мною за одно из интереснейших произведений о людях и их отношениях, в какой-то мере тоже роман производственный. Только рассказывает он о производстве не материальных благ, а людских душ, то есть того, о чём мы сейчас бессовестно и недальновидно забыли. Красницкий не забыл. Расписывая нам достоинства своих управленческих методов, он признаёт, что с моральной точки зрения они не всегда бесспорны, как, впрочем, и любые другие масштабные властные решения. Но и положительных моментов хватает. Тут вам и мощное единение группы людей, превращение их в единомышленников, а не заговорщиков. Тут и изрядная борьба многих воль и устремлений, признаваемых героем и его автором, как заслуживающих немалого уважения. Тут и сильные, а местами даже дерзкие рассуждения на религиозную тему. Тут и хорошо запрятанная сатира на коллег по фантастическому цеху, давно и вволю эксплуатирующих богатую ниву хронопрогрессорства. Тут и – страшно сказать – любовь, о которой сам ГГ даже подумать боится. Но ведь именно это пугающее его слово и не даёт ему превратиться в несгибаемого и прагматичного манипулятора…

И вот что ещё. Красницкий – убеждённый имперец, искренне и непреклонно полагающий, что общество должно уметь за себя постоять. Да и роль сильной личности он подчёркивает, не уставая. Всё это отвращает от его замечательной книги людей современной «общечеловеческой» формации, преждевременно, подчёркиваю – преждевременно и беспочвенно мечтающих о гражданском обществе. Жаль, что политические взгляды застят взор читателям.

О минусах поговорим, когда роман выйдет в свет целиком.